Калифорнийские
псалмы -
главная
НОВЫЕ
ПСАЛМЫ
НОВОГО СВЕТА
(Т.
Апраксина.
Калифорнийские
псалмы. «Нева»,
2007, № 12, с. 144-169)
Александр
Маркович
Каждый
человек, как
нам известно
еще со времен
античных
философов –
микрокосмос,
способный
отразить в
себе окружающий
его мир –
космос
внешний. Но
при этом
далеко не каждому
дано
разделить с другими
богатства
своей души
так
безоглядно и
полно, как
это сумела
сделать Татьяна
Апраксина в
«Калифорнийских
псалмах» –
уникальном
сборнике
философской
лирики.
Обладания
поэтическим
даром здесь
недостаточно
– нужно иметь
огромную
смелость,
поистине
отважное
сердце, чтобы
с такой беспредельной
искренностью
делиться своим
духовным
опытом. «Мне
свойственно
умение
ходить, не
чуя под собой
земли и не
смущаясь
опасной
высотой, с проблемой
невесомости
справляясь...»
(11.18), – говорит
автор; и это
правда: нас там
ведут по
самым
головокружительным
тропам.
Сложные,
неординарные
философские
идеи
выражены в
«Калифорнийских
псалмах» обычными,
прямыми
словами – без
всяких псевдофилософских
вывертов и
претензий, но
и без
угодливых
упрощений.
Это язык истинного
философа – и
при этом не
мужчины, а
женщины; и не
просто
философа, а
непременно
еще поэта и
художника.
Только такие,
не часто
встречаемые,
сочетания
человеческих
качеств и
могли
породить этот
уникальный
сплав
философской
мысли и
высокой
поэзии.
Чтобы
постичь всё,
что выражено
в этом
удивительном
произведении,
требуется немалый
труд ума и
нерастраченный
жар сердца.
Чтобы
проникнуть в мир
этой поэзии,
нужно самому
быть хоть немного
поэтом. Чтобы
услышать
музыку этих
строк, нужно
настроить
душу в
резонанс с
нею: придется
каждый раз
сверять
биение
собственного
сердца с
напряженным,
переменчивым
ритмом
псалмов. И
чтоб совсем
открыть эти
таинственные
двери, нужен
особый ключ,
без него не
подходите
даже близко: «Я
двери, ты – мой
ключник», –
напоминает
автор (1.26). В
этот
неочевидный,
зашифрованный
текст нужно
погружаться
полностью,
забыв обо
всём на
свете: «Мои
капризные
иероглифы,
моя шифровка
– как узелковое
письмо, как
цифровая
запись общего
оркестра, встающего
на новый
круг, чтоб с
новой высоты продолжить
исполненье» (18.25). Только настроившись
на непростую
дешифровку,
вы услышите
музыку
«общего
оркестра»,
все увидите и
все поймете: «Кто хочет
видеть –
видит. Не
странствуя
по свету, не
ища красот
прославленных,
прозренья
ожидая по
указке. Увидеть
можно, глаз
не открывая и
с места не
сходя» (8.12-14).
По мере
проникновения
– сердцем и разумом
– в текст этой
поэмы
начинаешь
воспринимать
ее как
уникальную
энциклопедию
духа одного
человека –
автора, но
вместе с тем
неожиданно
приходит
понимание,
что все
написанное
там касается
каждого. Мало
того,
вчитываясь в
эту
энциклопедию,
вы невольно
становитесь
ее соавтором,
вы будто сами
что-то заново
вами
осмысленное
вписываете в
свое
сознание.
В
некоторых
псалмах
содержатся
неявные
ссылки (аллюзии),
связанные,
большей
частью, с
библейской
«Псалтирью» –
псалмами,
сочиненными около 1000 г.
до н.э. Известны
прекрасные
литературные
переложения
и музыкальные
интерпретации
этих
вдохновенных
песнопений;
однако в
«Калифорнийских
псалмах»
нигде нет
прямого
пересказа
библейских
текстов –
здесь все совершенно
переосмыслено
для иного
места и
другого – на
три
тысячелетия
более позднего
– времени.
Уместно
сказать два
слова о
необычной
структуре
произведения.
Отдельные
его части
(псалмы)
имеют, словно
суры Корана,
своё
название, но
из
содержания
каждой части
неисповедимым
путем
неожиданно
вытекает
многое
другое, вовсе
не
предусмотренное
данным
заголовком, а
оттуда – еще
нечто, и так
далее; вы
никогда не
знаете, чем это
может
кончиться, – как
не можете
угадать вида
очередной
куколки,
спрятанной в
матрешке. Но
реальная
матрешка
всегда содержит
последнюю,
самую
маленькую
куколку,
внутри
которой уже
ничего быть
не может, а
здесь
вложенным
друг в друга
размышлениям
нет конца, и
вы всегда
можете сами
сотворить
для себя еще
один
вкладыш...
Однажды
возникшая
мысль или
ощущение уже
не покидают
автора; он
возвращается
к ним, как
экклесиастовский
ветер, на
круги своя,
но каждый
новый вихрь
словно
поднимает
читателя на
новую
высоту...
В
«Калифорнийских
псалмах», как
в любом
эпосе, много
тем и
множество
«действующих
лиц». Здесь
есть все –
словно в
древних философских
трактатах
(скажем,
таких, как «О
природе
вещей»
Лукреция
Кара). «Чего
тут только
нет!», –
невольно
восклицает
сам автор по
поводу многообразия
увиденного и
прочувствованного
(12.18). (А если чего
и нет, то вы
призваны додумать
это для себя
сами – не
смущаясь
всей очевидной
беспредельностью
данного жанра.)
Но все же в
этом
произведении
есть два
главных
героя: природа
Нового света,
точнее
уникальный
мир Калифорнии,
и человек,
вживленный
Высшими
силами в ткань
этого мира.
-------------------------------------
Следуя
строфам
«Калифорнийских
псалмов», никогда
не знаешь,
куда именно
они тебя выведут.
Идя по этим
дорогам,
можно
неожиданно
оказаться на
какой-то
самостоятельно
выбранной
тропе, по
которой
автор, скорее
всего, и не
думал тебя
вести. И
тогда
придется
задуматься:
каким же это
путем ты
идешь? Быть
может, это
просто
крутая и
извилистая
дорога в
горах
Калифорнии?
или это твой
собственный
жизненный
путь? а может
быть, это коварная
тропа любви,
где никогда
не знаешь, что
ждет тебя за
перевалом?
или это
блуждания
духа по
узким,
извилистым
тропам
познания?..
...На
заманчивых
путях познания
человека
всегда
подстерегало
множество
опасностей.
Это
опасность
потерять ориентацию
и сделать
неверный шаг:
«Кого
спросить о
верном
положении
небес? Мне
говорили,
небо – сверху,
а я
тревожусь,
как бы
ненароком в
него не
провалиться,
оступившись»
(12.20,21). Это также
опасность
потери
равновесия –
утраты
заветов
прошлого в
погоне за
современным
знанием: «Когда
идешь по
лезвию, важны
баланс и
скорость,
чтоб донести
благополучно
раскаленный
мед из
выверенных
сот
ветхозаветных...»
(7.13).
Но автор смело
продолжает
поиск пути к
вершинам,
зовя за собой
тех, кто ищет
смысл и
истину, суть
действий и
глубину
вещей. Путь
этот никогда
не был
легким, порою
он обманчив и
опасен – там
кроме
райских кущ
есть кручи и
болота:
«Дыханье
прерывается
на каждом повороте,
и
соскользнувшая
нога сулит
обвал, а
облако, почти
из-под земли
наплывшее, светясь
и пенясь,
своим
сверканьем
радостным
внушает, что
я уже в раю. И я
в раю – пока из
отсветов
кроваво-красных
не потянет
гарью. Затем
откроется
идиллия
прозрачной
безмятежности
желанного
пейзажа, и
тут же заслонит
его стена
глухая,
тащиться
заставляя в
сумрачных
потемках и
перехватывая
горло
предположенем
непоправимости
ошибки: скорей
уж это все
похоже на
тропу в
болоте, чем
на блаженный
горний путь!
Когда же наконец
зловещий
предрассветный
дым,
клубящийся в воротах,
будет
пройден?» (11.14-17).
Увы, мы
автору и
самим себе
ответим: никогда!
И все же, и
поэту, и
философу, и
ученому –
вообще,
человеку –
суждено идти
своим путем
сквозь
«зловещий
дым» и
карабкаться
на вершины в
вечном
поиске
истины. Есть
вера в поиск –
будет и
надежда
обретенья, всего
может
достигнуть
ищущий
идущий: «Я
стать еще
могу горой
священной,
классиком,
созвездием,
рекой...» (18.13)...
-------------
Так, следуя
за автором
этого уникального
философско-поэтического
путеводителя,
можно пройти всю
эту непростую
дорогу. Она
заканчивается
псалмом 18,
который
назвается
«Узелковая
записка»
(действительно,
мы только тем
и занимались,
что
перебирали узелки
высокой
философской
мысли, мастерски
завязанные
на тонких
разноцветных
нитях
поэзии). Вот несколько
строк (18.21-24) из
этого псалма:
«Не
сомневайтесь,
я
привыкла
помнить
назначение
маршрута...
Подкладка
высоты,
парады туч –
лиловых,
синих, серых,
коричневых,
роняющих перо
пушистое
кармина –
трубит мне
все подъем.
Пожалуй,
время встать.
Пожалуй
время снова
обещанное
исполнять».
Будем
надеяться,
что Татьяна
Апраксина
выполнит
свои обещания.
Читатели с
благодарностью
пройдут
новыми ее поэтическими
маршрутами.
Кливленд,
Огайо 31
июля 2008 г.